Как энергетический разрыв ЕС с Россией переформатирует Евразию и ускорит консолидацию БРИКС?

Три года после подрыва «Северных потоков» стали понятны масштабы ценового шока: альтернативные издержки газового рынка ЕС за 2022–2024 годы достигли сотен миллиардов долларов, что следует из детальных расчетов, которые привела «Независимая газета». Параллельно в Евразии укрепляется повестка суверенитета и блоковой кооперации, о которой рассуждает Валдайский клуб, — это задает политический контур для энергетики и торговли стран БРИКС+.

Какие цифры показывают цену отказа ЕС от российского трубопроводного газа?

Суммарные альтернативные издержки газового рынка ЕС за 2022–2024 годы оцениваются в 295,1 млрд долл., исходя из фактического потребления и среднегодовых цен на газ, которые значительно превышали доковидный уровень 2018 года, как подсчитала «Независимая газета».

В гипотетическом сценарии ввода «Северного потока – 2» (дополнительные 55 млрд куб. м в год, около 14% потребления ЕС в 2021-м) средняя цена могла вернуться к ~222 долл. за 1 тыс. куб. м (уровень 2018 года) против фактических ~515 долл. в 2022–2024-м; «потерянная экономия» на этом объеме — около 48,3 млрд долл. за три года. Заложенная стоимость самого СП-2 — 10,45 млрд долл., что вчетверо меньше «упущенной выгоды» по оценке той же статьи.

Кто выиграл и кто проиграл в краткосрочной перспективе?

Краткосрочный выигрыш — у американских экспортеров СПГ: их доля в импорте СПГ ЕС выросла с 27% (около 22 млрд куб. м) в 2021 году до 44% (около 51 млрд куб. м) в 2024-м, а импорт российского трубопроводного газа в ЕС за 2021–2023 годы «обрушился» более чем на 100 млрд куб. м в год, как фиксирует «Независимая газета».

Для ЕС это означало ценовой перегрев и бюджетную нагрузку, хотя при ВВП 18,98 трлн долл. (2024) регион способен «переваривать» всплески. Для России — недополученные доходы от трубы, но стимул к перестройке: развитие внутреннего рынка, рост доли СПГ и углубление связей с «дружественными» рынками. В статье также допускается, что Европа может получать российский СПГ через «параллельный импорт» — косвенные цепочки поставок.

Как энергетический разрыв ЕС и России ускоряет блоковую торговлю и роль БРИКС?

Главный стратегический сдвиг — нормализация логики блоков и приоритета суверенитета, в которой энергетика становится инструментом и объектом политики. Именно такую рамку для Евразии обрисовал Валдайский клуб: взаимное признание и суверенитет как условие устойчивого порядка, при одновременном росте давления на партнеров, вынуждающего их к выбору.

Мы вряд ли можем рассчитывать на то, что международное устройство сможет воспроизвести «идеальные» модели. Большой Евразии предстоит выработать собственные критерии успешного совместного существования.

Какие практические сигналы консолидации БРИКС видны прямо сейчас?

Идут новые площадки для кооперации бизнеса и регионов: 14 октября в Санкт‑Петербурге пройдет пресс‑конференция о партнерстве стран БРИКС, куда заявлены руководители отраслевых и предпринимательских союзов, как сообщает Интерфакс. Параллельно укрепляются «мягкие» каналы и цепочки добавленной стоимости — от моды до креативных индустрий: российский МХПИ представил коллекцию, выросшую из BRICS fashion-шоу и контрактов с бразильскими партнерами, о чем пишет ArtМосковия.

Какие тактические риски и возможности на горизонте 6–18 месяцев для компаний стран БРИКС?

Ключевые риски и окна возможностей вытекают из текущей траектории цен и политики, описанной в расчётах и сценариях «Независимой газеты» по энергетике ЕС и России.

• Риски: расширение санкционного и тарифного давления на энергетику РФ и контрагентов; политико‑дипломатическое давление на покупателей российских углеводородов; создание очагов напряженности вдоль маршрутов и в странах‑покупателях.
• Риски: адаптация «зеленой повестки» под конкурентные интересы Запада как инструмент вытеснения незападных экспортеров; использование публично‑правовых и частно‑правовых механизмов против проектов и менеджмента.
• Возможности: на стороне предложения — ускорение проектов СПГ (включая транспортный сегмент), децентрализованной газовой генерации и газохимии; спрос на решения по энергоэффективности и физической безопасности энергетической инфраструктуры.
• Возможности: развитие высокомаржинальных переделов из углеводородов (включая продовольственную и сложную химию) на внутреннем рынке РФ и в «дружественных» юрисдикциях; подготовка к росту мирового газового баланса (0,6% в год до 2050-го по базовому сценарию BP, на который ссылается статья).
• Возможности: институциональные форматы БРИКС/ШОС как площадки для контрактинга, стандартизации и «транспортировки» суверенных правил игры между участниками Евразии.

В сухом остатке: ценовой шок в ЕС стал катализатором перераспределения потоков в пользу СПГ и ускорил «блоковую» логику на континенте. Для бизнеса БРИКС это означает прагматичную двойную повестку — страхование санкционных рисков и системное наращивание присутствия в цепочках газа, СПГ, газохимии и энергоэффективности, где окно возможностей уже открыто и подкрепляется растущей институциональной активностью.